Lex retro non agit: ретроспективная ответственность за причинение морального вреда (?)

1. Обстоятельства дела

В 1951 году в г. Пласт Челябинской области РСФСР в один день родились А.Н. Клыкова и Н.Н. Подлипняк. В силу халатных действий сотрудника родильного дома, выразившихся в несоблюдении алгоритмов ведения родов и наблюдения новорождённых в блоке, дети были подменены и впоследствии воспитывались в неродных семьях. Об этом факте стало известно по прошествии практически 70 лет, в 2022 году, когда была проведена генетическая экспертиза.

А.Н. Клыкова и Н.Н. Подлипняк (далее – истцы), отмечая, что «окружающие люди, в том числе родственники в разговорах указывали, что они совсем не похожи на родителей, шептались, тыкали пальцем», и полагая, что подмена привела к нарушению их личных неимущественных прав, обратились в суд с иском к ГБУЗ «Районная больница г. Пласт» и Министерству финансов РФ о компенсации морального вреда в размере 10 млн рублей.

2. Позиции судов

Суды первых трех инстанций удовлетворили иск частично и взыскали компенсацию морального вреда с Министерства финансов РФ в размере 1 млн рублей в пользу каждой истицы. Суды отметили, что по причине подмены в родильном доме, у истцов отсутствовала возможность воспитываться в семье своих биологических родителей, а в связи со смертью родителей истцов у последних ныне отсутствует возможность общения со своими биологическими родителями, нарушено право на имя и фамилию биологических родителей, право на неприкосновенность частной жизни, что, несомненно, свидетельствует о причинении истцам физических и нравственных страданий.

Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда РФ (далее – Коллегия) отменила акты нижестоящих судов и направила дело на новое рассмотрение. По мнению Коллегии, медицинское учреждение – родильное отделение городской больницы г. Пласт Челябинской области в настоящее время не существует, а в период своего существования не являлось государственным органом, в связи с чем Министерство финансов РФ не является надлежащим ответчиком. Кроме того, истцами не оспорены акты гражданского состояния об отцовстве и материнстве их биологических родителей.

Наконец, Коллегия указала, что впервые на территории РФ закон, предусматривающий возможность возмещения морального вреда, причинённого неправомерными виновными действиями причинителя вреда, принят 13 мая 1991 года (ст. 131 Основ законодательства СССР). ГК РСФСР 1922 года возможности компенсации морального вреда не предусматривал. По мнению Коллегии, этот факт не позволяет возложить на РФ ответственность за компенсацию морального вреда, причиненного истцам, с учетом правил действия закона во времени. Возможно ли признать длящимися отношения по причинению вреда в настоящем деле – нижестоящие суды не выяснили.

3. Конституционно-правовой взгляд на проблематику

Подробно не останавливаясь на формальных аргументах Коллегии (о необходимости оспаривания актов гражданского состояния об отцовстве и материнстве и пр.), следует обратиться к вопросу о допустимости привлечения к ответственности в виде компенсации морального вреда, причиненного до появления нормативно-правовых актов, регулирующих такую ответственность.

3.1. Конституционно-правовая природа ответственности за причинение морального вреда

Моральный вред – форма посягательства на личные неимущественные права или нематериальные блага физического лица. Ответственность за причинение морального вреда регулируется гражданским законодательством и носит гражданско-правовой, имущественный характер, выражается по общему правилу во взыскании денежной компенсации (в некоторых случаях допускается иная, в том числе натуральная форма компенсации) в пользу пострадавшего лица [1]. Компенсация морального вреда является самостоятельным способом защиты гражданских прав, будучи одновременно и мерой гражданско-правовой ответственности, правовая природа которой является единой независимо от того, в какой сфере отношений — публично- или частноправовой — причиняется такой вред [2].

Как и любая форма юридической ответственности, ответственность за причинение морального вреда должна конструироваться на основании конституционных принципов виновности, соразмерности, действия закона во времени. Конституционный Суд РФ неоднократно подчеркивал, что обязанность возместить причиненный вред (в том числе моральный) как мера гражданско-правовой ответственности применяется к причинителю вреда на основании принципов справедливости, соразмерности, правовой определенности и при наличии состава правонарушения, включающего, как правило, наступление вреда, противоправность поведения причинителя вреда, причинную связь между противоправным поведением причинителя вреда и наступлением вреда, а также его вину [3]. Из статьи 54 Конституции РФ следует, что закон, устанавливающий или отягчающий ответственность, обратной силы не имеет, при этом никто не может нести ответственность за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением. Данные правила имеют универсальное для всех видов юридической ответственности значение и обязательны как для законодателя, так и для правоприменительных органов, в том числе судов. [4].

Такой позиции придерживается и Верховный суд РФ, указывающий, что в случае, если моральный вред причинен до введения в действие законодательного акта, предусматривающего право потерпевшего на его компенсацию, требования истца не подлежат удовлетворению, в том числе и в случае, когда истец после вступления этого акта в силу испытывает нравственные или физические страдания [5].

3.2. Конституционно-правовые гарантии компенсации морального вреда, причиненного действиями государственных органов

«Обратной стороной медали» является возможность защиты личных неимущественных прав посредством заявления требования о компенсации морального вреда. Право на компенсацию морального вреда возникает в силу факта его причинения и является гарантированным законом способом защиты личных неимущественных прав гражданина (ст. 17 и 45 Конституции РФ) [6]. Государство, руководствуясь вытекающими из Конституции РФ принципами правового государства, верховенства права и справедливости, обязано способствовать максимально возможному возмещению потерпевшему причиненного ему морального вреда и тем самым обеспечивать эффективную защиту достоинства личности как конституционно значимой ценности [7].

Применительно к рассматриваемому делу очевидно, что халатность сотрудников роддома привела к нарушению личных неимущественных прав и нематериальных благ истцов, учитывая, что их перечень не ограничен в законе (ст. 150 ГК РФ). В частности, было нарушено право на неприкосновенность частной жизни, достоинство личности, возможность воспитания и поддержания родственных связей с биологической семьей.

Вероятно, формальным поводом для направления дела на новое рассмотрение явилась фигура ненадлежащего ответчика. К слову, несмотря на то, что родильное отделение городской больницы не имело и не могло иметь в 1951 году формального статуса государственного органа, в силу специфики советского права государственные учреждения, состоящие на госбюджетном финансировании, находились в субординационном подчинении по отношению к конкретным государственным органам и отвечали по своим обязательствам в том числе бюджетными средствами [8], в связи с чем возложение субсидиарной ответственности на Казну РФ, как правопреемника Казны СССР, видится справедливым. В этом контексте моральный вред, причиненный в рассматриваемом деле, можно рассматривать как вред, причиненный государственными органами, по смыслу действующего регулирования.

3.3. Коллизия конституционных ценностей: принципы юридической ответственности VS личные неимущественные права

Рассматриваемое дело как квинтэссенция указанных правовых позиций высших судов невольно наталкивает на вопрос о балансе конституционных ценностей. Поскольку Конституционный суд РФ рассматривает институт компенсации морального вреда как способ защиты личных конституционных прав и меру гражданско-правовой ответственности, следует обратиться к проблеме их соотношения.

Как отмечалось ранее, актуальная судебная практика делает выбор в пользу принципов юридической ответственности, считая, что нормы о компенсации морального вреда, появившиеся в российском праве только в 1991 году, не имеют обратной силы. В контексте вопроса о действии во времени норм о компенсации морального вреда необходимо дифференцировать свойства публично-правовой и частно-правовой ответственности: публично-правовая ответственность в широком смысле представляет собой вид юридической ответственности, целью которого является защита законных интересов государства и общества посредством обеспечения действия норм публичного права; частно-правовая ответственность хоть и является мерой государственного принуждения, однако имеет иные цели – обеспечение и восстановление прав частного субъекта. С учетом приведенных различий становится очевидно, что требование о компенсации морального вреда, являясь механизмом привлечения к частно-правовой ответственности, должно обладать такими же конституционно-правовыми гарантиями реализации, как и принципы юридической ответственности. Указанные принципы не должны получать безусловного приоритета над защитой личных конституционных прав граждан.

В связи с этим может возникать закономерный вопрос: если событие, послужившее причиной возникновения моральных страданий, имело место в 1951 году, а переживание нравственных и физических страданий носило долгосрочный характер и было осознано истцами лишь спустя 70 лет, допустимо ли ограничивать (даже исключать) право на компенсацию морального вреда моментом принятия соответствующего закона в 1991 году? Ведь несмотря на допущенную работниками роддома халатность много лет назад, истцы осознали «объем пережитых страданий» лишь в 2022 году по итогам проведенной генетической экспертизы, в связи с чем момент «причинения» (в фактическом смысле) морального вреда может быть отнесен на более позднее срок – момент субъективного осведомления потерпевших. Недаром законодатель выводит требования о защите личных неимущественных прав и других нематериальных благ из-под режима исковой давности (ст. 208 ГК РФ), поскольку их защита не может быть ограничена сроком, связанным с их нарушением; они принадлежат каждому от рождения или в силу закона, неотчуждаемы и непередаваемы каким-либо способом. Принадлежность и признание этих прав за каждым человеком от рождения должны обуславливать возможность их защиты на протяжении всей его жизни, в том числе ретроспективно, независимо от конкретно-исторических решений законодателя.

В таких обстоятельствах соблюдение баланса конституционных ценностей остается под сомнением. Является ли целью конституционного правопорядка защита личных прав граждан, исходя из реального и длящегося их нарушения, или тот факт, что в советском прошлом не действовали нормы Конституции РФ 1993 года и Гражданского кодекса РФ – служит основанием для недопущения защиты личных прав? Данный вопрос становится еще более актуальным в ситуации причинения морального вреда государственными органами и их должностными лицами, поскольку публичные деликтные обязательства явно не должны прекращаться под видом отсутствия правопреемства. Справедливости ради, этот вопрос оставила открытым и Коллегия в рассматриваемом деле. Однако конституционность толкования, данного Верховным судом РФ в п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15.11.2022 № 33 «О практике применения судами норм о компенсации морального вреда», нуждается в осмыслении. Быть может, стоит предположить, что право на компенсацию морального вреда не должно ограничиваться лишь продолжением противоправного поведения причинителя вреда после вступления в силу закона, устанавливающего ответственность за причинение морального вреда, а должно иметь не подлежащие темпоральным ограничениям конституционные гарантии реализации, исходя из приоритета достоинства личности и универсальной защиты личных прав как абсолютных ценностей современного правопорядка и признаваемых за каждым человеком от рождения?

Младший юрист Центра конституционного правосудия Иван Деркач

[1] — Гражданское право: учебник: в 3 т. Т. 1 / под ред. А. П. Сергеева. М.: Проспект, 2020. С. 395-400.
[2] — См.: Постановления Конституционного суда РФ от 8 июня 2015 года № 14-П; Определения Конституционного суда РФ от 16 октября 2001 года № 252-О, от 3 июля 2008 года № 734-О-П, от 4 июня 2009 года № 1005-О-О, от 24 января 2013 года № 125-О и др.
[3] — См.: Постановления Конституционного суда РФ от 15 июля 2009 года № 13-П, от 7 апреля 2015 года № 7-П, от 08 декабря 2017 № 39-П; Определения Конституционного суда РФ от 4 октября 2012 года № 1833-О, от 15 января 2016 года № 4-О, от 19 июля 2016 года № 1580-О и др.
[4] — См.: Постановления Конституционного суда РФ от 20 апреля 2006 года № 4-П, от 14 июля 2015 года № 20-П, от 17 января 2018 года № 3-П и пр.
[5] — п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15.11.2022 № 33 «О практике применения судами норм о компенсации морального вреда».
[6] — п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15.11.2022 № 33 «О практике применения судами норм о компенсации морального вреда».
[7] — Постановления Конституционного Суда РФ от 26 октября 2021 года № 45-П; от 02 марта 2023 года № 7-П.
[8] — См.: ст. 4 Постановления ВЦИК и СНК РСФСР о хозяйственных операциях госбюджетных учреждений от 27 сентября 1926 года.