Заявитель оспаривал положения законодательства о субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц на предмет нарушения конституционных гарантий судебной защиты, состязательности и равноправия сторон, достоинства личности, а также принципов юридической ответственности. Конституционный суд с опорой на свои предыдущие позиции согласился с частью доводов заявителя, однако отказал в принятии жалобы к рассмотрению.
I. Фабула
В 1999 году в Санкт-Петербурге от имени проживавшего в Самаре Игоря Максимова, страдавшего психическим заболеванием, была зарегистрировано общество с ограниченной ответственностью. Только в 2005 году заявитель переехал в Санкт-Петербург, где впервые познакомился с директором этой организации.
В 2018 году заявитель, введенный в заблуждение директором общества, в помещении банка подписал согласие на заключение кредитного договора. Затем в начале 2019 года директор подделал подпись заявителя на заявлении об одобрении соглашения об отступном, по которому из активов компании выбыл земельный участок с находящимся на нем зданием.
Когда заявитель обнаружил, что записан в ЕГРЮЛ учредителем неизвестного ему общества, он по нотариально удостоверенному договору продал 100% долей в его уставном капитале директору. Вскоре арбитражный суд признал компанию банкротом и по требованию арбитражного управляющего привлек заявителя к субсидиарной ответственности.
Суды дважды рассматривали вопрос о наличии оснований для возложения на заявителя обязанностей по возмещению долгов организации и с учетом презумпций, установленных статьями 61.10 и 61.11 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», пришли к выводу о том, что:
●заявитель был контролирующим должника лицом;
●заявитель участвовал в деятельности организации, поскольку одобрил две сделки и продал свою долю в присутствии нотариуса;
●заявитель не опроверг презумпции вины и причинной связи между его действиями и невозможностью полного удовлетворения требований кредиторов;
●для проведения почерковедческой экспертизы документов нет оснований.
II. Жалоба в Конституционный Суд
Заявитель оспаривал конституционность отдельных положений статей 61.10 и 61.11 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» по нескольким основаниям.
Во-первых, они устанавливают носящие аксиоматический характер презумпции, которые невозможно опровергнуть и доказать обратное. Законодатель распределил бремя доказывания в пользу кредиторов, исходя из того, что они не имеют доступа к информации о внутренних процессах должника. Лицо, привлекаемое к субсидиарной ответственности, вынуждено доказывать отрицательные факты — отсутствие своей вины и причинно-следственной связи с причиненным кредиторам ущербом.
Наряду с этим суды задают чрезмерно высокий стандарт доказывания для такого лица, тем самым исключают опровержение этих презумпций. Нормы закона не позволяют учесть значимые обстоятельства дела, что в деле заявителя привело к невозможности доказать его добросовестное поведение. В случае, когда лицо страдает психическим расстройством и не обладает никакими сведениями о должнике, применение презумпций неадекватно конституционно значимой цели защиты прав кредиторов.
Во-вторых, применение презумпций нарушает принцип равноправия и баланс сторон и интересов в судебном процессе, принцип in dubio pro libertate. Особое распределение бремени доказывания и презюмирование вины контролирующего лица позволяют судам, не устанавливая все признаки состава правонарушения, формально привлекать граждан к субсидиарной ответственности.
Такое перераспределение бремени доказывания приводит к нарушению конституционных стандартов судебной защиты и подрывает состязательность сторон. Формальный учредитель должника, не участвовавший в его деятельности, находится в одинаковом положении с кредиторами, обладает не большим, чем они, объемом процессуальных возможностей. Несмотря на это, он несет гораздо больше обязанностей по доказыванию своей непричастности к убыткам кредиторов.
В-третьих, возложение всего бремени доказывания на предполагаемое контролирующее лицо не приводит к достижению цели оспариваемого регулирования — справедливому распределению рисков. Следовательно, презумпции, ограничивающие конституционные права, являются непригодными средствами для защиты кредиторов.
При этом максимально возможный размер субсидиарной ответственности законом не ограничен, что в деле заявителя привело к возложению на него заведомо невыполнимой обязанности выплатить неподъемную сумму убытков. Это не только нарушает принцип соразмерности ограничения прав, но и посягает на достоинство личности в долгосрочной перспективе.
Отдельно в жалобе ставился вопрос о конституционности статьи 82 АПК РФ в той части, в какой она позволяет судам произвольно отказывать в назначении почерковедческой экспертизы в случаях, когда заключение эксперта может стать единственным прямым и достоверным доказательством отсутствия у лица, привлекаемого к субсидиарной ответственности, реального корпоративного контроля.
Необоснованное привлечение заявителя к субсидиарной ответственности не является единичным случаем и отражает системную проблему применения оспариваемых норм. Поэтому конституционно-правовые аргументы жалобы были подкреплены актами арбитражных судов по аналогичным делам, подтверждающими формальный подход правоприменителей практики и невозможность опровергнуть установленные презумпции.