“Старинные часы” исковой давности и проблема конституционности: собственность невозможно вернуть назад?

Самое ожидаемое решение КС осени 2024 года – это запрос Краснодарского краевого суда о проверке конституционности ряда статей Гражданского кодекса – 195, 196, пункта 1 статьи 197, пункта 1, абзаца второго пункта 2 статьи 200 и абзаца второго статьи 208. Заседание Суда состоится 8 октября 2024 года. Если верить Регламенту КС и Инструкции, рассылка материалов для судей начнётся уже 3-4 октября.

Обстоятельства дела такие: по иску прокуратуры суд изъял у бывшего акционера Андрея Коровайко (т.н. “Дело концерна “Покровский” — крупного агрохолдинга юга России) имущество стоимостью в 9 миллиардов рублей, поскольку такое имущество было приобретено коррупционным путём. С того момента, как владелец завладел таким имуществом, прошло более 14 лет. Адвокаты настаивают на том, что срок исковой давности нужно исчислять с того момента, когда Российская Федерация в лице уполномоченных органов узнала о нарушении своего права — с даты регистрации в ЕГРЮЛ и зачисления на их лицевые счета ценных бумаг.

По мнению Краснодарского краевого суда, положения об исковой давности Гражданского кодекса не могут быть применимы к делам о коррупции, поскольку в таком случае должностные лица не несут ответственность и получают выгоду. Суд и прокуратура настаивают на том, что здесь идёт речь о публичном интересе и частно-правовые нормы применяться не могут.

Но не спешите радоваться возмездию коррупционеров: победа кажущейся справедливости – не всегда приводит к положительным последствиям. Наказание коррупционеров — дело всегда благое, но оно не должно приводить к чрезмерному вмешательству “публичного интереса” в частные дела. Не всегда благое дело означает, что автоматически благими будут и методы достижения. Как говорил Фридрих Август фон Хайек, стоит лишь признать какую-то цель государства оправданной, как тут же делается вывод, что для ее достижения могут быть правомерно использованы даже методы, несовместимые с принципами свободы.

Разберём с точки зрения права.

Напомню, что похожие проблемы уже рассматривались в Конституционном Суде. Из определения КС от 28.09.2023 №2330-О следует, что по иску прокурора в пользу Российской Федерации обращено имущество экс-депутата Госдумы, поскольку в период занятия депутатской должности он не предоставил о нём информацию как того требовало антикоррупционное законодательство. По мнению прокуратуры, экс-депутат занимался предпринимательской деятельностью, скрыто управлял компаниями и получал дивиденды. В этом деле суд первой инстанции также пришёл к выводу, что правила об исковой давности неприменимы к правовым отношениям по совершению коррупционного правонарушения.

Конституционный Суд в этом деле ответил достаточно формально, указав следующее.

 Во-первых, срок исковой давности призван обеспечить стабильность гражданского оборота, и не может рассматриваться как нарушающий права, а проверка правильности применения этой нормы – не входит в полномочия КС.

Во-вторых, обращение в доход Российской Федерации имущества тех, кто нарушил антикоррупционное законодательство относится к особым публично-правовым мерам и направлена на эффективное противодействие коррупции и защиту конституционно значимых ценностей.

В-третьих, применение этой санкции позволяет обеспечить баланс публичных интересов в борьбе с коррупцией и частных интересов собственника, а сам собственник вполне свободен в том, чтобы представлять допустимые доказательства в ординарных судах.

Аналогичная позиция встречалась и раньше в достаточно похожем деле. В постановлении КС от 04.07.2022 № 27-П указано, что имущественное изъятие осуществляется не только по правилам гражданского судопроизводства, но и по особым правилам противодействия коррупции. По мнению КС, обращение имущества в доход государства в таких делах осуществляется по специальной процедуре искового производства, которая отличается от производства по искам о возмещении вреда, осуществляется не только по правилам гражданского судопроизводства, но и по особым правилам антикоррупционного законодательства. Здесь важна и другая позиция: признавая за законодателем широкое усмотрение в определении срока исковой давности, главное – это обеспечить возможность исковой защиты права, стабильность и предсказуемость участников правоотношений. В ряде других решений, которые связаны с проблемой исчисления срока давности, КС апеллировал к усмотрению суда: статья 200 (пункт 1) Гражданского кодекса сформулирована таким образом, что наделяет суд необходимыми полномочиями по определению момента начала течения срока исковой давности исходя из фактических обстоятельств дела.

Здесь можно также вспомнить и т.н. Дело Дубовца – Постановление Конституционного Суда от 22 июня 2017 года № 16-П. В этом решении выделим два важных аргумента.

Во-первых, принцип равенства: ответчики по искам государства об истребовании собственности должны находиться в одинаковом положении и пользоваться одинаковыми гарантиями. В нашем деле это означает, что исключать исковую давность из антикоррупционного законодательства – ставить ответчиков в неравное положение, а значит изымать собственность будет можно спустя 15, 20 и 30 лет.

Во-вторых, принцип правовой определённости и стабильности: нарушение этого принципа прямо следует из предыдущей проблемы, это значит, что именно государство с его ресурсами и контролирующими органами должно следить за собственным имуществом, проверять его сохранность, а не возвращаться к этому вопросу по произвольному усмотрению контролирующего органа.

Хотя вышеуказанные решения не повторяют обстоятельства дела концерна Покровский, для принятия решений в пользу государства, как писала А. Ахматова, дверь полуоткрыта.

Если Конституционный Суд встанет на сторону Краснодарского краевого суда, это означает следующее:

Первое – бессрочность исков в защиту публичного интереса. Проблема, о которой говорит Краснодарский суд, это не проблема конкретных сроков, а проблема бессрочности. Если государство может произвольно определять срок давности и по своему усмотрению инициировать такие процессы изъятия имущества, это говорит об отсутствии сроков вообще: очевидно, что контролирующие органы не будут рассчитывать такие сроки в ущерб себе.

Второе – неэффективность контролирующих органов. Если госорган не ограничен конкретными сроками и может инициировать исковое производство в любой момент, то какой стимул у такого органа вообще эффективно и вовремя осуществлять проверки и другие контролирующие действия? В таких условиях контролирующему органу безразлично, когда именно были нарушено антикоррупционное законодательство, ведь можно изъять любое имущество спустя 5, 10, 15 лет и т.д. Это снимает с государства определённую ответственность, чтобы эффективно и вовремя следить за собственными ресурсами и служащими.

Третье – обратная силу закона. Статья 54 устанавливает запрет обратной силы закона. Запрет обратной силы является универсальным принципом и распространяется и на другие сферы правоотношений. Применяемый антикоррупционный закон 273-ФЗ, как и вытекающие из него контролирующие меры, принимаются только в 2008 году, в то время как самим имуществом завладели в период 2001–2004 г. Однако статья 54 Конституции содержит не только формальный аспект: запрет обратной силы призван сдерживать государство от чрезмерного вмешательства, буквально, в прошлое: если государство обращает в свой доход всё коррупционное имущество, то у такого публично-правового вмешательства не может не быть временных ограничений. При том чем больше санкция и чем больше временной промежуток, тем строже должны быть ограничены возможности государства.   Иное бы означало, что государство может произвольно обращаться в прошлое, чтобы изъять чужое имущество, которое спустя 15-20 лет вовсе утратило какую-либо связь с первоначальным грехом накопления капитала.

Четвёртое — неограниченный публичный интерес. Ключевая аргументация Краснодарского краевого суда – наличие публичного интереса и сферы публично-правовых отношений, к которым нельзя применять частноправовые принципы. Фактически суд практически просит исключить частноправовой принцип  под предлогом публичного интереса из сферы антикоррупционного законодательства. Иными словами, публично-правовой характер госслужбы должен исключать исковую давность Гражданского кодекса. Мы ошибочно рассматриваем это как один кейс, не оценивая последствий для конституционной системы на выходе: если согласиться с тем, что публичный интерес позволяет преодолевать базовые требования исковой давности, – один из столпов гражданского законодательства, – снять ограничение с публичного вмешательства, мы получим риск того, что под предлогом публичного интереса государство сможет вмешиваться вообще в любые отношения собственности. Для этого достаточно закрепить такую практику в новом постановлении.

Такой неограниченный публичный интерес в совокупности с бессрочностью государственного вмешательства создаёт существенные риски для стабильности института собственности и рыночных отношений, статью 8 (части 1 и 2) Конституции. Бессрочность вмешательства, отсутствие пределов усмотрения является синонимом произвола, а значит – антонимом правового государства (статья 1 (часть 1) Конституции). 

Обратим внимание на ложную дилемму, которую ставит Краснодарский суд: публичный интерес в изъятии собственности в любой момент из-за нарушения антикоррупционного законодательства или же частный интерес сохранить такую собственность у коррупционеров. Очевидно, что при такой постановке должен выиграть первый вариант: кто согласиться с тем, чтобы коррупционеры получали выгоду от грабежа государства? Такая постановка ошибочная: частный интерес здесь заключается в сохранении устойчивости и стабильности отношений собственности, недопущении произвольного вмешательства под любым предлогом, в том числе публичного интереса, а также сохранения принципа – in dubio pro libertate – любые сомнения толкуются в пользу свобод. Последний принцип также является универсальным для других отраслей и следует из статьи 49 Конституции. Чтобы решить вопрос, который будет рассматриваться КС на заседании 8 октября, нужно взвешивать (балансировать) совершенно другие права, ценности и интересы.

Дилемма Краснодарского суда ложная и по другой причине: если публичный интерес, о котором пишет в запросе суд, может преодолевать частный интерес, то в таком случае он преодолевает и другой публичный интерес – интерес Российской Федерации в стабильном институте собственности, предсказуемости любого вмешательства и стабильности регулирования. Если государство получит возможность вмешиваться в такие отношения и каждый раз преодолевать частноправовые принципы, едва ли можно будет говорить о том, что публичный интерес Российской Федерации соблюдается.

Резюмируя: даже обращение в доход государства коррупционного имущества должно осуществляться с соблюдением разумных, объективных, предсказуемых, словом, правовых средств вмешательства. Неправовое вмешательство даже ради благой цели неизбежно извращает и саму благую цель: стоит только произвольно признать публичный интерес без коротких сроков исковой давности в отношении ряда имущественных отношений, как государство получит возможность неограниченно вмешиваться в любые отношения собственности.

Иван Брикульский, Центр конституционного правосудия