Работа с Конституционным Судом
История Дмитрия Поршнёва – это не просто очередной спор о дефектах избирательного законодательства, а проверка того, насколько принцип равноправия действует там, где гремит приказ. Военнослужащий, находящийся в зоне боевых действий, решил участвовать в выборах главы Гдовского района, но из-за службы не смог лично подать документы. Избирательная комиссия отказала, суды поддержали, а КС сказал, что нарушений нет.
Мы разберём аргументы КС, внутренние противоречия такой аргументации и объясним, почему ссылка на возможность отпуска и дискрецию законодателя не может заменить реальную процедуру реализации избирательных прав.
Кто такой Дмитрий Поршнёв?
Дмитрий Поршнёв — действующий военнослужащий по контракту, участник боевых действий в зоне СВО. Летом 2024 года он выдвинулся в главы Гдовского района Псковской области. Служба не позволяла ему покинуть часть, командование отказало в отпуске, а самовольный уход означал бы уголовную ответственность по ст. 337 УК РФ.
Документы подала доверенное лицо по нотариальной доверенности – супруга.
27 июля 2024 года территориальная избирательная комиссия отказала в регистрации: п. 5 ст. 33 Федерального закона № 67-ФЗ требует личной подачи документов; военнослужащие в исключениях не упомянуты. Суды трёх инстанций поддержали отказ.
14 октября 2025 года Конституционный Суд РФ вынес Определение № 2613-О: жалоба не принята к рассмотрению, поскольку кандидат «не лишён возможности» подать документы лично — можно, мол, взять отпуск. победила реальность.
Но правовая проблема, вскрытая этим делом, гораздо шире судьбы одного кандидата.
Почему его кейс важен?
Это дело — о том, остаётся ли ст. 32 Конституции живой в условиях, когда гражданин физически не может прийти в избирком, или превращается в «право при условии». Если избирательное право реализуемо только для тех, кто свободен от долга перед Отечеством, — это уже не равенство, а исключение по признаку службы. Я бы сказал, что это тест на работоспособность ст. 32 Конституции в чрезвычайных условиях, даже без формального введения военного или чрезвычайного положения. Когда право быть избранным упирается в физическую невозможность явки, обязанность государства — обеспечить процедурный мост. Иначе право превращается в декларацию. Без специальной процедуры реализация пассивного избирательного права для военнослужащих фактически блокируется.
Именно этот парадокс делает кейс Поршнёва конституционно значимым.
Сегодня закон разрешает подавать документы через представителя лицам, находящиеся под стражей, в медицинских учреждениях или под домашним арестом. То есть тем, кто в объективных условиях не может самостоятельно обратиться в избирком.
Фактически гражданин, выполняющий конституционную обязанность по ст. 59, оказывается в более жёстких ограничениях, чем арестованный или больной. Так проявляется неравенство в праве быть избранным — без разумного и конституционно оправданного объяснения. Долг по защите Отечества не должен «обнулять» политические права. Государство обязано компенсировать неизбежные служебные ограничения минимально обременительными средствами.
Какие конституционно-правовые проблемы этого дела?
Принцип равенства, как неоднократно подчёркивал Конституционный Суд РФ, требует одинакового отношения к лицам, находящимся в одинаковом или сопоставимом положении, если различие не имеет объективного и разумного оправдания. Государство уже признало исключения, когда личная явка объективно невозможна. У военнослужащих ограничения не меньше (а часто — больше): отсутствие свободы передвижения, запрет покидать часть, уголовная ответственность за самовольный уход (ст. 337 УК РФ), режим боевых действий. Но механизма подачи через представителя — нет. Различие статусов не сопровождается разумным и конституционно оправданным пояснением, почему одни имеют альтернативную процедуру, а другие — нет. Это и есть дискриминация: различие основано не на природе права, а на неполноте закона.
Конституция требует, чтобы при равной объективной невозможности участия граждане имели равные процессуальные гарантии. Когда арестованный и госпитализированный могут делегировать представителя, а военнослужащий — нет, это необоснованная дифференциация. Грубо говоря, различие в доступе к альтернативной процедуре не имеет разумного и конституционно оправданного основания.
Из нарушения принципа равноправия следует проблема неурегулированности этого вопроса, а значит – конституционно-значимого пробела. Законодатель не успел обновить избирательный закон под новые электоральные реалии, когда часть кандидатов находится в зоне боевых действий. Такое молчание законодателя создаёт конституционно значимый пробел, который:
– делает невозможной реализацию права, закреплённого в ст. 32;
– нарушает принцип равенства из-за произвольного исключения категории граждан;
– неустраним обычным правоприменением.
Можно сказать, что это даже не осознанное решение законодателя исключить их из круга лиц, а отсутствие предусмотренного механизма. То есть законодатель не выразил волю, как должны действовать такие лица, а следовательно, возникла зона нормативной тишины. Это и есть конституционно значимый пробел: ситуация урегулирована частично, но отсутствие специальной процедуры делает применение нормы невозможным без нарушения права.
Согласно устоявшейся позиции Конституционного Суда РФ, законодательный пробел приобретает конституционное значение тогда, когда отсутствие в правовом регулировании нормы, являющейся необходимой предпосылкой для реализации конституционных прав, не может быть устранено средствами обычного правоприменения или толкования. При таких обстоятельствах восполнение пробела становится задачей конституционного правосудия, поскольку его существование приводит к формированию противоречивой и дискриминационной практики, подрывающей принципы равенства и правовой определённости.
Более того, пробел нарушает целевую логику самой нормы ФЗ-67: исключения из общего правила личной подачи документов изначально создавались не для сужения круга участников выборов, а для сохранения сути избирательного права в условиях объективной невозможности личного участия.
Эта неполнота приобретает конституционное измерение, поскольку препятствует осуществлению избирательного права. Государство, провозгласив право быть избранным, несёт позитивную обязанность создать организационно-правовые условия для его реализации с учётом фактической способности субъекта воспользоваться им. Отсутствие таких условий для военнослужащих в зоне боевых действий делает формально признанное право декларативным.
Цель требования личной подачи документов – обеспечить достоверность волеизъявления кандидата, подтверждении подлинности его намерения участвовать в выборах и исключении злоупотреблений при выдвижении. Эта цель, безусловно, имеет легитимный характер и направлена на защиту публичных интересов, связанных с прозрачностью и достоверностью избирательного процесса. Однако реализация данной цели должна соответствовать принципу соразмерности, вытекающему из статьи 55 (часть 3) Конституции РФ: ограничение права допустимо только тогда и постольку, когда оно необходимо для достижения конституционно значимой цели и при этом не выходит за её пределы.
В нашем деле требование личного присутствия кандидата не отвечает критерию необходимости и минимальности вмешательства. Для достижения заявленной цели – подтверждения подлинности воли – законодатель располагает менее обременительными средствами, обеспечивающими ту же степень достоверности, но не исключающими само право. Например:
Каждое из этих решений преследует ту же легитимную цель, но делает это с меньшими затратами для конституционного права, то есть является альтернативным, менее ограничительным и равноценным по результату средством. Конституционный Суд РФ неоднократно подчёркивал, что при выборе формы ограничения прав государство обязано использовать «наименее обременительные способы» их реализации.
Таким образом, отсутствие более гибкого механизма, позволяющего достичь ту же цель без подавления права, делает данное ограничение несоразмерным и нарушающим статью 55 (часть 3) Конституции РФ.
Какое решение принял КС?
Структурируем ключевые аргументы отказного определения.
Первое – статус военнослужащих на стадии выдвижения: действующее регулирование специально не устанавливает особенностей выдвижения для военнослужащих; значит, для них, как и для «иных не названных», действует общее правило личной подачи.
Второе – «реализуемость» через отпуск: отсутствие специальных норм «само по себе не свидетельствует о невозможности» соблюдения требования, поскольку военнослужащий «не лишён возможности» воспользоваться предусмотренными видами отпусков (в т.ч. основным), продолжительность которых «по общему правилу» позволяет соотнести их со сроками подачи документов.
Третье – публичные интересы военной службы: военная служба – особый вид службы; ограничения вытекают из добровольно принятого контракта и задачи обороны. В период мобилизации приоритет – укомплектованность частей и боеспособность; это влияет на фактическую реализацию права и оправдывает различное регулирование при неравных условиях.
Четвёртое – гарантии после регистрации/избрания: право на освобождение от службы/приостановление, отпуск зарегистрированным кандидатам и т.п. — подтверждение того, что пассивное право военнослужащего в принципе обеспечивается, хотя особенности «входа» (выдвижения) не установлены.
Пятое – фактические обстоятельства дела: комиссии и суды правомерно отказали, поскольку документы представил представитель, а доказательств объективной невозможности личной явки не представлено; потому оспариваемые нормы не нарушают права заявителя.
Первое. Суд верно называет цели (достоверность воли, предотвращение злоупотреблений), но не проводит проверку наименее обременительного средства для ограничения прав. Это прямой пробел теста соразмерности по ст. 55 ч. 3: цель можно достигать мягче без блокировки права при объективной невозможности явки.
Второе. Аргумент суда о том, что раз нет особенностей — значит, общее правило, игнорирует конституционный смысл 34-П. Ранее КС признал обязанность государства создавать специальные процедуры для лиц, объективно не способных явиться лично (вне буквального перечня). В деле Поршнёва Суд констатирует отсутствие особенностей и останавливается, вместо того чтобы выявить конституционно-правовой смысл нормы (допустить альтернативный механизм при объективной невозможности). Это отход от собственной логики: Суд подменяет конституционный анализ буквальным.
Третье. «Можно взять отпуск» — стандарт теоретической, а не реальной возможности. Суд опирается на «по общему правилу», но не оценивает конкретику: отказ в отпуске, невозможность покинуть часть, риск уголовной ответственности и т.д. Право, реализуемое лишь при гипотетическом отпуске в условиях мобилизационного режима, — иллюзорно. Это противоречит ст. 17 и 18 Конституции (права действуют реально, а не на бумаге).
Четвёртое. Ссылка на публичный интерес военной службы не заменяет проверку на соответствие принципу равноправия. Суд говорит о «неравных условиях», но не объясняет, почему лица в объективно сопоставимой недоступности процедуры (арест/стационар/домашний арест) получают альтернативный механизм, а военнослужащие — нет. Это необоснованная дифференциация (ст. 19): различие построено не на цели, а на лакуне регулирования.
Пятое. Гарантии «после регистрации» не решают проблему пробела «до регистрации». Перечень льгот для зарегистрированного кандидата не отвечает на вопрос о доступе к самой регистрации. Суд фактически признаёт, что «моста» на стадии выдвижения нет — и одновременно делает вывод об отсутствии нарушения. Логический разрыв.
Шестое. Оценка фактов – поверхностна. Суд повторяет вывод нижестоящих: «не доказал невозможность», хотя заявитель ссылался на службу в зоне СВО и отказ в отпуске; вместо стандарта реальной невозможности применён стандарт «не исключено вовсе». Да, КС не перепроверяет доказательства как кассация, но обязан учесть типовую ситуацию объективной недоступности, иначе право по ст. 32 превращается в фикцию.
Вместо выводов. Ещё 21 февраля 2024 года Председатель КС Зорькин сказал, что обращения участников боевых действий находятся в КС РФ на особом контроле. Конечно, в Закон о КС и Регламенте такого понятия как особый контроль нет, и это внепроцессуальное понятие. И в этом нет ничего плохого. Само по себе. Но в чем тогда суть особого контроля, если Суд в результате применяет подход к такой группе заявителей, который противоречит, в первую очередь, аналогичным же решениям самого КС?
Иван Брикульский
Заполните и отправьте форму ниже мы
перезвоним и ответим на все ваши вопросы
